Меню сайта
Категории раздела
Группа Вконтакте
Статистика
Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
| Главная » Статьи » Филологический клуб » Великий могучий... |
«Виртуозы-матершинники». Русские писатели о русском мате
| Насколько распространен мат в России, о том и говорить не приходится. Вот побывальщина, рассказанная Всеволодом Ивановым:
«Жил-был разбойник. Много он награбил золота, серебра, драгоценных камней. Чует, смерть близка… А отдавать сокровища близким — жалко, все дураки. Он их решил закопать, клад устроить. «Ну, чего тебе закапывать? — говорят ему. — Разве от русского человека можно что-нибудь скрыть. Он все равно найдет». — «Я положу зарок». — «Какой же ты положишь зарок?» — «Я такой зарок положу, что пока существует русская земля, того клада не выроют». Закопал он клад в твердую, каменистую почву и заклял зароком — тому получить клад, кто выроет его без единой матерщины!.. И прошло тысяча лет и тысяча людей рыли тот клад, и не нашлось ни одного, кто бы не выматерился. Так он и лежит по сие время».
Своеобразно высказался по поводу мата А. П. Платонов:
«В церковь входят — снимают шапки, но ругаются матом, перекрестившись и вздохнув».
Русский поэт-эмигрант А. Несмелов, говоря о том, что все в жизни можно бросить, оставляет себе среди немногого родной язык:
Оставлю Вам, долги простив, —
Вам эти пастбища и пажити,
А мне просторы и пути.
Да Ваш язык. Не знаю лучшего
Для сквернословий и молитв.
Он, изумительный, — от Тютчева
До Маяковского велик.
А. С. Пушкин очень сожалел по поводу цензорских купюр в «Борисе Годунове»: «Все это прекрасно; одного жаль — в «Борисе» моем выпущены народные сцены, да матерщина французская и отечественная; <…>» (Письмо П. А. Вяземскому 2 января 1831 г.). Поэт умело и со вкусом использовал русский мат в своих произведениях, например в «Телеге жизни».
С утра садимся мы в телегу,
Мы рады голову сломать
И, презирая лень и негу,
Кричим: пошёл! Е*ёна мать!
Вообще свою стратегию в отношении «неприличной» лексики он лапидарно выразил в следующих словах: «Если уж ты пришел в кабак, то не прогневайся — какова компания, таков и разговор; <…> А если ты будешь молчать с человеком, который с тобой разговаривает, то это с твоей стороны обида и гордость, недостойная доброго христианина».
Не чурался «крепких» слов и Н. А. Некрасов. А. Ф. Кони вспоминал: «За обедом, где из женщин присутствовала она (Фекла Анисимовна — жена Некрасова — Г. К) одна, Некрасов, передававший какое-нибудь охотничье приключение или эпизод из деревенской жизни, прерывал свой рассказ и говорил ей ласково: «Зина, выйди, пожалуйста, я должен скверное слово сказать», — и она, мягко улыбнувшись, уходила на несколько минут».
ivan_bunin-1901
Иван Бунин, 1901 г.
И. А. Бунин, когда ему было присвоено звание почетного академика, «в благодарность решил поднести Академии «словарь матерных слов» и очень хвастал этим словарем в присутствии своей жены». Для создания этого словаря «вывез он из деревни мальчишку, чтобы помогал ему собирать матерные слова и непристойные песни».
Русский мат спас жизнь И. А. Бунину в «окаянные» революционные годы. Вот как он это описывал: «А в полдень в тот же день запылал скотный двор соседа, и опять сбежались со всего села, и хотели бросить меня в огонь, крича, что это я поджег, и меня спасло только бешенство, с которым я матерными словами кинулся на орущую толпу».
Об отношении И. А. Бунина к мату говорят его воспоминания о Куприне: «Ругался он виртуозно. Как-то пришел он ко мне. Ну, конечно, закусили, выпили. Вы же знаете, какая Вера Николаевна гостеприимная. Он за третьей рюмкой спрашивает: «Дамы-то у тебя приучены?» К ругательству, подразумевается. Отвечаю: «Приучены. Валяй!» Ну и пошел и пошел он валять. Соловьем заливается. Гениально ругался. Бесподобно. Талант и тут проявлялся. Самородок. Я ему даже позавидовал».
О «вольности» И. А. Бунина в выражениях вспоминала Н. Н. Берберова. После скабрезного рассказа Бунина она писала: «Рассказывание подобных историй кончилось довольно скоро: после двух-трех раз, когда он произнес вслух и как-то особенно вкусно «непечатные» (впрочем, давно на всех языках, кроме русского, печатные) слова — он любил главным образом так называемые детские слова на г, на ж, на с и так далее, — <…> он совершенно перестал «рисоваться» передо мной».
Употреблял Бунин непечатные слова и не только для рисовки: «Однажды Г. В. Иванов и я, будучи в гостях у Бунина, вынули с полки томик стихов о Прекрасной Даме, он был весь испещрен нецензурными ругательствами, такими словами, которые когда-то назывались «заборными». Это был комментарий Бунина к первому тому Блока».
З. А. Шаховская вспоминала о том, как ее в Париже встретил И. А. Бунин: «Мы сели в такси, и по дороге Иван Алексеевич, с обычной своей остротой, принялся рассказывать все, что произошло в русском литературном Париже, выражаясь крепко и по-русски, о своих и моих собратьях. Жаль, не было тогда еще кассет, чтобы сохранить неповторимую (и нецензурную) речь академика. А когда мы выходили из такси, то, обернувшись к нам с веселым лицом, шофер сказал:
«Приятно было покатать гордость нашей эмиграции. Я прямо заслушался — ох, и хорошо же Вы знаете русский язык!» — и отказался взять на чай».
Отвергая мнение А. Б. Гольденвейзера, что Л. Н. Толстой никогда не употреблял матерщины, И. А. Бунин писал: «… употреблял и даже очень свободно — так же, как все его сыновья и даже дочери, так же вообще, как все деревенские люди, употребляющие их чаще всего по привычке, не придавая им никакого значения и веса». Это подтверждается и воспоминаниями А. М. Горького, присутствовавшего при разговоре Л. Н. Толстого и А. П. Чехова на прогулке в Ялте: «Сегодня в миндальной роще он спросил Чехова:
— Вы сильно распутничали в юности?
А. П. смятенно ухмыльнулся и, подергивая бородку, сказал что-то невнятное, а Л. Н., глядя в море, признался:
— Я был неутомимый бл*…
Он произнес это сокрушенно, употребив в конце фразы соленое мужицкое слово. Тут я впервые заметил, что он произнес это слово так просто, как будто не знает достойного, чтобы заменить его. И все подобные слова, исходя из его мохнатых уст, звучат просто, обыкновенно, теряя где-то свою солдатскую грубость и грязь». Пролетарский писатель тут же вспомнил о характерной речи Л. Н. Толстого при первой встрече с ним:
«С обычной точки зрения речь его была цепью «неприличных» слов. Я был смущен этим и даже обижен: мне показалось, что он не считает меня способным понять другой язык. Теперь понимаю, что обижаться было глупо».
А. А. Ахматова сама никогда не ругалась, как и не употребляла бранной лексики в своем творчестве, однако ругательства ее абсолютно не шокировали. Есть известный эпизод, о котором вспоминает Лидия Корнеевна Чуковская. Она оказалась в компании Анны Ахматовой и Ольги Берггольц. А Ольга Берггольц, пережившая ленинградскую блокаду, была невоздержанна на язык. И вот она употребляет в разговоре эти самые словечки. Лидия Корнеевна смутилась. Анна Ахматова, повернув к ней царственную голову, сказала: «Мы же филологи, для нас нет запретных слов».
Однажды на родном для него мате «оскоромился» и В. М. Шукшин. Его коллега по ВГИКу Ю. В. Григорьев вспоминает: «А на маленькой сцене Шукшин поразительно играл Нагульнова и настолько вошел в роль, что в какой-то момент вдруг сочно выматерился. Такого вгиковские стены еще не слыхали. Мы все притихли. Но наша профессура промолчала»
На вопрос журналиста: «В свое время вы стали одним из первых писателей, кто использовал в своих книжках мат. Зачем? Чтобы выделиться?» Эдуард Лимонов ответил: «Чушь. Героями моих первых книг были люди в стесненных обстоятельствах, они находились на дне жизни. И поэтому изъяснялись не языком профессоров, а так, как весь народ».
Матом активно занимался известный лингвист А. А. Реформатский. Об этом вспоминает его супруга писательница Н. И. Ильина: «Наш язык, как известно, очень приспособлен для «сквернословий и молитв», и пройти мимо этого факта Александр Александрович намерен не был — составлялся словарь сквернословий».
Известно, что классики — Маяковский, Лермонтов, Есенин любили развлекать публику творчеством весьма скабрезного содержания. Об этом мы уже писали здесь.
Откуда же взялся русский мат? Кто к нам его занес?
А никто нам его никогда не приносил. Это наше родное, тщательно скрываемое детище.
Практически нет отечественных официальных словарей, в которых бы матерщина соседствовала со словарными статьями высокого стиля. Упоминание о некоторых словах такого типа есть лишь в словаре В. И. Даля (только в Бодуэновой редакции), да еще в таком специальном словаре, как «Этимологический словарь славянских языков (Праславянский лексический фонд)». Упоминание этих двух словарей уже говорит о многом: данная лексика глубоко народная, древняя и чисто славянская.
Жизнь неприличных слов напоминает историю человеческого общества: человек рождается голым и нисколько этим не смущается, а если позволяет климат, то и всю жизнь ничем себя не прикрывает. В тех же местах, где человеку необходимо от климата защищаться одеждой, было выдумано, что голый — это весьма и весьма неприлично.
ahmatova
А. Ахматова на «гумилевской» скамье. Царское Село. 1926 г. Фотография Н. Пунина.
А. А. Ахматова, отметив, что греки своих богов изображали нагими, гневно заявила: «Считать наготу непристойной — вот это и есть похабство». Та же ситуация с одеждой была потом повторена в славянских языках и со словами, обозначающими гениталии и процесс порождения нового поколения.
Общеславянский глагол *jebati/jebti мог иметь два значения: 1) бить, ударять и 2) обманывать. Значения эти только на первый взгляд кажутся совершенно разными. На самом же деле связь между ними самая прямая: могу стукнуть, могу и обмануть. В первом случае будет больно, во втором — обидно.
Интересно, что и в русском языке эти же значения вполне сохранились, ср.: jebanut’ — ‘ударить, стукнуть’; objebat’ — ‘обмануть’. Эти значения сохранились практически во всех славянских языках, но вполне легитимно, а не зацензурно они существуют (и активно функционируют) в лужицких языках. Не будем брать обычные словари (типа словаря Арношта Муки, который сродни словарю В. И. Даля в Бодуэновой редакции), возьмем «официальный» орфографический словарь верхнелужицкого языка и обнаружим там следующее: jebačny — ‘обманный’, jebak — ‘обманщик’, jebanje/jebanstwo — ‘обман, мошенничество’, jebać — ‘обманывать’. Однако выражение этих значений в данной форме восточнославянские языки полностью табуировали вследствие перехода лексики, выражающей эти значения, в разряд инвективной.
«Похабное» значение глагол *jebati/jebti мог приобрести уже в общеславянскую эпоху, доказательством чему служит наличие его в целом ряде славянских языков (болгарский, польский, сербский, чешский, все восточнославянские). Значение это в современном русском вербализовалось в значительной степени через посредство телевизионных переводов в слове трахать(ся).
Именно с этим значением (и, видимо, довольно давно) глагол *jebati/jebti вошел в ставший уже междометием фразеологизм job tvoju mat’.
Кстати, это любимое выражение нобелевского лауреата И. Бродского: только в одной книге С. Волкова «Диалоги с Иосифом Бродским» (1998) знаменитый поэт употребил это выражение около десяти раз.
Правда, книга была сделана из магнитофонной записи двух мужчин, но вышла на очень широкую публику.
Выражение это можно отнести к очень древнему периоду: конец эры матриархата и складывание патриархата. И значение его уже в ту пору было отнюдь не похабным, а скорее имущественным. Обладающий матерью рода становился хозяином рода. Поэтому древнее значение выражения job tvoju mat’ необходимо было понимать как: ‘я теперь — ваш отец’ или ‘я теперь — хозяин всего, что вам принадлежало’. Прямых доказательств этому нет, но некоторые исторические факты в ранних письменных источниках красноречиво свидетельствуют об этом…
Что же касается «неприличных» наименований гениталий, то и они не позаимствованы из тюркских языков, а имеют глубокие общеславянские корни.
Название мужского органа, как известно, состоит из трех букв. И оно является однокоренным словам хвост и хвоя из древнего корня *Xâ- с первичным значением ‘отросток, побег’.
Название же женского полового органа происходит от общеславянского глагола *pisati. После падения редуцированных глухой s перед звонким d получил озвончение (z). В болгарских диалектах этим именем часто называется любая расщелина в скале, из которой течет вода. Это такие гидронимические названия, как Пизда, Пиздина Вода, Пиздица, Пиздишка ряка.
Конечно, мат безусловно должен быть исключен из обычной речи в нашем обществе. Сфера чисто мужского применения этого эмоционального языкового средства — вопрос лишь характера отношений между говорящими. В отношении мата вполне применимы слова Арсения Тарковского, сказанные, впрочем, по совсем иному поводу:
«Впрочем, дурных самих по себе слов в толковом словаре нет. Я уже как-то имел случай рассказать, что моя мать полагала, будто мусора не существует, а есть вещи не на своем месте. Пух на полу — мусор, а в подушке — свойственное ей наполнение».
И, наконец, весьма оригинально, идя от реальной жизни, освятил русский мат известнейший профессор-литературовед П. А. Николаев, ветеран Второй Мировой: «Вот утверждают, дескать, на войне ребята бросались в атаку, выкрикивали:
«За Родину! За Сталина». Но во время бега невозможно произнести этой фразы – дыхания не хватит. Бежит мальчик семнадцатилетний и знает, что погибнет. После каждой такой атаки во взводе погибала половина. И они выкрикивали мат. Они спасались этим, чтобы не сойти с ума. Есть мат, который священен.
Когда идут по улице молодые разгильдяи с бутылками пива и девчонки рядом ругаются, у меня это вызывает рвотные чувства, потому что я воспринимаю как оскорбление по отношению к мату, с которым погибали дети России…».
yuz-aleshkovskij
Юз Алешковский
Что же касается употребления матерщины в художественной литературе, то это проблема художественного вкуса писателя, его чувства меры. Возьмем хотя бы Юза Алешковского, виртуозно употребляющего мат в своем творчестве. Он так охарактеризовал свое отношение к матерщине:
«Я думаю, что так называемые матерные слова поначалу-то были словами не ругательными, а сакральными, священными. Поскольку органы наши, гениталии мужчин и женщин, — они же воспроизводят бытие будущих поколений. И пра-пра-прачеловек не мог не испытывать восторга и ужаса перед воспроизводительной родовой деятельностью своей. По важности выполняемых функций половые органы — это number one. Я даже считаю, что их деятельность важнее деятельности мозга».
И это остается загадкой, — почему слова сакральные, священные, имевшие несомненное отношение к фаллическому культу и культу Матери-земли, стали словами запрещенными, презираемыми и тем не менее употребляемыми.
Юз Алешковский, видимо, прав. Действительно, лексика, означающая гениталии, в эпоху язычества была сакральной. Знаменитый славянский бог Святовит (Збручский идол) был выполнен в виде огромного фаллообразного монумента. С переходом же к христианству святыни язычества были уничтожены, знаковые системы резко поменялись, и фаллоозначающая лексика оказалась табуированной, неприличной.
Он же так определил свое отношение к мату в литературе: «Все-таки я реалист, и если персонажи изъясняются именно так, иначе их речь себе представить трудно. Особенно если это урка, или хулиган, или руководитель, который только матом и может поднять в народе трудовой энтузиазм, то попытки изменить их речь я бы считал плевком своей музе. Никогда в жизни я себе этого не позволял».
Прозаик В. Сорокин по поводу мата высказался следующим образом:
«Язык нельзя винить. Он, как вода, течет туда, где есть свободное место. <…>. И писатель, который хочет идти в ногу со временем, а не создавать анахронизмы, как это делает большинство тех, кто окопался в толстых журналах, должен учитывать движение этой воды. Ведь мат стал частью нашей речи».
Некоторые современные писатели говорили о том, что если мат будет обычным в литературе, то он постепенно исчезнет. Еще раньше об этом же писал Вс. Иванов: «Наш народ — бунтарь. Вот упрекают нас в том, что мы любим ругаться матерно. Да, и действительно ругаются много. И неслыханно много ругались на фронте. А почему? Бунтует, отрекается, ничего святого — даже «заголил на березке подол», не признает запрещенного. А начни завтра выпускать, предположим, газету, — все газеты, где матерщина была б через каждую фразу, поморщились бы дня три — и перестали б ругаться»
У всех наших крупных писателей всегда, кроме цензуры, был и свой внутренний редактор — совесть, который не позволял излишеств в лексике, как бы того ни хотелось. Тот же А. П. Чехов в письме упрекал А. М. Горького за не совсем пристойные слова, по его мнению:
«За сим еще одно: Вы по натуре лирик, тембр у Вашей души мягкий. Если бы Вы были композитором, то избегали бы писать марши. Грубить, шуметь, язвить, неистово обличать — это несвойственно Вашему таланту. Отсюда Вы поймете, если я посоветую Вам не пощадить в корректуре сукиных сынов, кобелей и пшибздиков, мелькающих там и сям на страницах «Жизни»».
Итак, вся «нехорошая» лексика — исконно родная, славянская, связанная тысячами нитей с общенациональным лексическим богатством всех славянских языков, поэтому негоже лингвистам отворачиваться от нее. Писателям же можно ею пользоваться, когда без нее теряется содержательность и образность произведения.
Автор: Г. Ф. Ковалев
Источник: http://moiarussia.ru/virtuozy-matershinniki-russkie-pisateli-o-russkom-mate/ | |
| Просмотров: 757 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |