О гомеопатии Даль узнает еще будучи студентом медицинского факультета Дерптского университета. Своими глазами он видит, как ангина (тогда ее называли «жабой») излечивается одним только гомеопатическим приемом. «Я не спал почти всю ночь: так работало во мне сомнение, недоумение и жажда познать истину», – напишет он об этом случае позже.
«Но вскоре здравый рассудок взял верх», – продолжал Даль. Он внимательно изучает действия сверхмалых доз, бесконечно растертых и разжиженных снадобий, и отвергает это «диво дивное, чудо чудное». Вскоре Даль даже пишет статью против гомеопатического лечения. Но потом, правда, резко меняет свои взгляды на противоположные. Для этого он возобновляет оставленную врачебную практику и специально отправляется к больным, вооружаясь крупинками сахара и крахмальными порошками.
Он приезжает в деревню Новоселки и видит там мальчика уже год страдающего хроническим ларингитом. После одного приема гомеопатического снадобья голос к нему возвращается через ночь.
Когда же Даль уезжает в Оренбург и служит там помощником губернатора, к нему с жалобами на ухудшение зрения обращается полковой старшина. Надо сказать, что офтальмология была Далю не чужда – он провел около 30 операций на глазах и плотно общался с видными офтальмологами. «У больного в обоих глазах хрусталики начали затемняться, они были уже дымчатого цвета. Больной не мог читать и видел при солнечном свете хуже», – пишет Даль в своих заметках. Поскольку для операции было еще рано, Даль дает старшине несколько гомеопатических порошков (Pulsatillae). Последствия оказались удивительными: через восемь недель зрение восстановилось, а в хрусталиках не осталось «и следа туска».
Надо сказать, что учение Ганемана было даже не модой, а повальным увлечением, пусть и не без своих гонителей. Представители высших классов русского общества приходили в восторг от малопонятного языка гомеопатии, всех этих пиявок, мушек и летучих мазей, казавшихся тогда секретным языком алхимии. А многолетняя семейная практика гомеопатического лечения подчеркивала своего рода принадлежность к тайным кругам. В «Войне и мире» сохранилось немало свидетельств пристрастий русского дворянства к гомеопатической медицине. Даже вечный идейный противник Толстого Достоевский уделял ей внимание. «Гомеопатические-то доли ведь самые может быть сильные», – говорит писатель устами одного из своих героев.
Даль хоть и не был практикующим врачом, но дух ученого-медика ему не был чужд. Однажды он решает провести эксперимент над собой. Он просит знакомого доктора прислать ему несколько гомеопатических порошков в конвертах без надписей. Конверты были помечены числами, а в сопроводительной записке была информация о том, какому числу какое вещество соответствовало.
Слава Даля-врача разошлась по городам и весям. Современники многозначительно называли его мастером на все руки: помимо пристрастий к гомеопатии Даль был превосходным хирургом, хоть и левшой.
Именно он как врач и близкий друг присутствовал в знаменитом доме на Мойке 27 января 1837 года, куда доставили смертельно раненого Пушкина. Он давал ему лекарства, прикладывал лед к голове, ставил припарки и припускал поэту своих любимых пиявок. К великому сожалению, медицина того времени перед такими ранениями была бессильна.